Ника сжала четки в кулаке. Внутри нее все бунтовало против слов колдуньи. Она не верила, что все это происходит с ней. Привычные устои мира рушились. Родители, о которых она, оказывается, ничего не знала, старейшины, следящие за ней с самого рождения, словно она не человек, а продукт научного эксперимента. Окажись так на самом деле, она бы уже не удивилась.

Разбуженная колдуньей тьма набирала мощь и силу, смешивалась со светом внутри нее, но не вытесняла, а дополняла его. Белое и темное пламя бушевали, сплетаясь черно?белыми языками, обретая новую силу, стремительно заполняющую новый объем внутреннего резерва, открытый для нее Красиным.

За окном громыхнуло. Небо стремительно заволокло тучами, сверкнула молния, и ливень ударил в окна. С детской площадки послышался визг разбегающейся от дождя малышни. От особо сильного раската грома взвыли сирены автомобилей.

Настасья Валерьевна молчала, давая ей время подчинить новую силу, и Ника справилась. Постепенно буря за окном угомонилась. Ветер перестал срывать листья с деревьев, и тихий дождь забарабанил по подоконнику.

– И кто я теперь?

– Вероника Селезнева, студентка первого курса академии и моя ученица. Страшно?

Ника вяло улыбнулась:

– Не очень.

– Вот и славно. Теперь повтори за мной заклинание и можешь его опробовать, потом расскажешь о результатах.

Глава 12

Защиту она так и не поставила. Бросив на кухне четки, ушла из дома и теперь медленно брела под проливным дождем, то и дело поднимая лицо к серым тучам и позволяя каплям стекать по лицу. Рядом, такой же мокрый, брел Барбос. Пес не пожелал отпускать хозяйку одну и увязался следом.

Выбросив все тревожные мысли из головы, Ника наслаждалась шумом дождя, наблюдая, как ветер срывает пожелтевшую листву и швыряет ее в лужи. Подумаешь, ни темная, ни светлая. За ней всегда остается право самой выбирать, какой силой пользоваться. Прислушиваясь к себе, девушка все пыталась уловить изменения, произошедшие в ней из?за соприкосновения с тьмой, но пока ощущала себя такой же, как и прежде. Может, изменения придут вместе с обучением? Настасья Валерьевна пообещала, что теперь плотно возьмется за нее и эта история с амулетом не прихоть выжившей из ума колдуньи, а первый урок.

Ника вдруг поймала себя на мысли, что серьезно обдумывает идею кражи. Нет, так дело не пойдет. Тряхнув головой, она отогнала мысль заманить парня в подворотню, обездвижить и снять амулет с его шеи, предварительно нейтрализовав защитные чары – подобные вещи признавали одного владельца и так просто в другие руки не давались. Плохо, что он будет помнить обо всем, что случилось, и если Ника не хочет огрести кучу неприятностей, нужно придумать, как сделать так, чтобы парень сам захотел расстаться с артефактом.

Взяв Барбоса за ошейник, Ника прибавила шаг. Сейчас куда важнее придумать, с какой стати ей взбрело в голову напроситься в гости к Марии Николаевне. Интуиция твердила, что сходить непременно надо, но как вразумительно объяснить это женщине, чтобы ее не сочли сумасшедшей, девушка пока не знала.

Она проходила мимо витрин и невольно любовалась яркой рекламой продуктовых магазинов. Родилась идея купить чего?нибудь вкусного и заглянуть к маме Ярослава на чай. Тем более что бабушка Настасья выдала денег из Никиных же сбережений на починку двери и мелкие расходы.

В супермаркет не пошла – с собакой не пустят, а поводок она забыла дома – так что идея с тортом отпала как неосуществимая. Вместо него купила в уличной палатке шоколадное ассорти и пачку зеленого чая.

Подходя к нужному дому, Ника замедлила шаг. У подъезда Марии Николаевны стояла шикарная иномарка с тонированными стеклами. Двое рослых парней, чью военную выправку не могли скрыть никакие костюмы, стояли, облокотившись о машину, и внимательно смотрели по сторонам. Ника заметила у них наушники и микрофоны для поддержания связи. Серьезная охрана. Интересно, а где сам охраняемый?

Ника невольно выпрямила спину под пристальными взглядами парней, а затем столкнулась с выходящим из подъезда мужчиной. Высокий, поджарый, в дорогом костюме. Скупые плавные движения, словно ей навстречу идет не человек, а опасный хищник. Они синхронно обошли друг друга. Ника что есть силы вцепилась в ошейник зарычавшего Барбоса, спиной чувствуя, как незнакомец оглянулся. Пристальный взгляд языком пламени прошелся между лопаток, а потом резко отпустило. Хлопнули дверцы иномарки, и машина с тихим шелестом укатила.

Фу?у?ух, можно выдохнуть. Набрав номер квартиры и нажав кнопку вызова, Ника долго слушала гудки. Может, она пришла слишком рано и Мария Николаевна еще на работе? Хотя чутье говорило, что женщина дома. Попробовала позвонить еще раз и только с третьей попытки услышала недовольный голос:

– Кто?

– Мария Николаевна, это Ника.

Под ложечкой засосало от нехорошего предчувствия. Дверь открылась, и девушка оказалась в полутемном подъезде. Женщина ждала ее у открытой двери квартиры.

– Да вы совсем промокли. Проходи, сейчас принесу чем вытереться. – Она посторонилась и быстро ушла в комнату за полотенцами. – Вот держи, хорошо разотрись сама и обсуши собаку, а я пока халат тебе поглажу.

Мария Николаевна выдала ей стопку полотенец, вернулась обратно в комнату и загремела, доставая утюг и гладильную доску.

– Не думала, что придешь.

– А я думала, вы меня не пустите. – Ника старалась говорить весело, хотя нутром ощущала напряжение, идущее от матери Ярослава. Неужели женщине так неприятно ее общество? – Может, я пойду? Вижу, вам не до меня.

– Да при чем тут ты…

Закончив вытирать себя и собаку, девушка сложила полотенца на тумбочке в прихожей – все равно они отправятся прямиком в стирку – и несмело вошла в комнату. Барбос сразу засеменил к балкону, с самым несчастным видом повесив уши, чем вызвал улыбку хозяйки.

– Я постелю ему одеяло в углу, не то простудится, лечи потом такую махину.

Барбос от радости, что его не прогоняют, завилял хвостом и весело залаял, а когда ему постелили под окном рваное ватное одеяло, свернулся калачиком и притворился спящим.

– Переодевайся и вешай свою одежду на сушилку, а я пока пойду поставлю чай.

Ей в руки лег еще теплый байковый халат в веселенький цветочек, и Ника только сейчас поняла, что действительно замерзла.

– Спасибо.

– Есть будешь?

– Буду.

Ника переоделась, развесила майку и джинсы сушиться, накинула халат и, захватив из коридора свои покупки, прошла на кухню.

– К чаю, – пояснила она в ответ на удивленный взгляд Марии Николаевны, смущенно ставя пакет с конфетами на стол.

Женщина улыбнулась:

– Спасибо, а то я опять забыла купить сахар.

На плите дожаривалась картошка с луком и порезанными колечками сосисками, шумно закипал чайник. Мать Ярослава резала крупными кусками свежий, с хрустящей корочкой батон. На этот раз молчание было уютным, но все равно чувствовалось, что женщиной владеет беспокойство.

Скинув кроссовки, Ника села на стул в самом уголочке и поджала под себя озябшие ноги, закутав их в халат.

– Вам помочь?

– Да уже все готово. – Мария Николаевна поставила на стол доску, тарелку с хлебом, заварила в кружках чай и положила горсть конфет в блюдце. Тут и картошечка дошла. Ее прямо в сковородке поставили на доску. – Тарелку дать?

Ника почувствовала, как от нахлынувших воспоминаний сдавило горло. Они часто с бабушкой так ужинали – вдвоем, без тарелок, прямо из сковородки.

– А можно так? – Она потянулась вилкой к сосиске и замерла, ожидая, разрешат – не разрешат.

Мария Николаевна улыбнулась еще шире:

– Конечно можно, меньше мыть посуды.

Но Ника чувствовала, что дело вовсе не в посуде, а в том, что женщине так же одиноко, и эта сковородка – единственное напоминание о семье, которой больше нет. А еще с их прошлой встречи у Марии Николаевны поселилась боль в груди, причем настолько сильная, что заставляла фальшиво улыбаться и изображать веселость, лишь бы это скрыть.